Апрель в Москве |
Если март и был невероятно теплым, то в начале апреля пошел снег, да и в последствии температура весь месяц держалась около нулевых отметок. Прилетевшие птицы сперва ошалело смотрели на наметенные сугробы по колено, которые, к счастью, растаяли за пару дней, а потом радостно по-весеннему загомонили-затрезвонили.
Первыми на гнезда уселись зимние птицы: вороны, да ястребы, за ними последовали воробьи, да поползни. А п концу апреля сели уже и дрозды со скворцами.
Лес ожил. Сперва спелыми помидорчиками рассыпались по земле зяблики, недели через две прилетели чуть желтоватые самочки. Набухли почки на деревьях.
У кормушек среди дубков и лиственниц образовалась компания из дятлов. Тут были две пары больших пестрых дятлов, более сильную пару я прозвал «Хозяевами». «Хозяйка» была красивая вся утонченная и беленькая, в противовес ей была другая самочка «Черныш», вся чумазенькая, как будто вылезла из печной трубы. Она была самая боязливая и ее гоняли все дятлы округи, но это не чуть ее не смущало, и она постоянно возвращалась на кормушки проверить не завалялась ли горбушка хлеба или какой-нибудь орешек.
В начале месяца на большом дубе задержалась самка седого дятла «Кокетка» покормилась скромно пару недель и улетела куда-то вглубь измайловского леса строить себе гнездо. Но на смену ей прилетели два средних пестрых дятла и незаметно от больших давай таскать, то развешанное сало вокруг кормушек, то корочки белого хлеба. Средние дятлы были самыми юркими и непоседливыми и мне никак не удавалось их хорошо сфотографировать. Внесенные в Красную Книгу Москвы, они отчетливо давали понять, что не зря их так не просто увидеть в лесу и удирали во все птичьи лопатки, как только видели меня.
Последней обычно к вечеру на кормушки игриво прилетала самочка белоспинного дятла. Я ее узнавал уже даже в сумерках, прежде чем спуститься на какое-то лакомство, она отчетливо и громко произносила: «Кик-кик» и уже тогда спускалась ужинать, тогда я ее прозвал за это «Графиней».
А потом кучей малой в парк ворвались дрозды. Казалось это они прилетели сразу и одной толпой, этакие казаки-разбойники, тут были самые крикливые дрозды-рябинники, дрозды тени — черные дрозды, были боязливые — дрозды белобровики с белой как бы мохнатой бровью над глазом и конечно же миниатюрные певчие дрозды. Поорав и пощебетав друг на друга, они разбрелись по лесу, постепенно вступая в лихие драки друг с другом за право на какую-либо территорию и конечно за взгляд премилых барышень, взирающих на яростные баталии среди только появившихся ростков ярко зеленой крапивы.
У кормушек я с грустью обнаружил «Сломоклювку» певчего дрозда со сломанным клювом, жить ему не более пары дней подумал с огорчением я. Но с удивлением и радостью увидел «Сломоклювку» через неделю усердно выкапывающую жирнющего дождевого червя оставшейся верхней половинкой клюва, а потом с помощью языка и половинки проглатывающего ее. На душе сразу засветило солнце.
Не смотря на такое обилие птичей братии каждый тут занимался своим делом, каждый на этом пятачке земли добывал свое собственное пропитание, и если дрозды играли с червячками в прятки: резко подкидывали охапки прелой листвы и удивленно смотрели на ошалевшего от такого бестыдства червяка, а потом втягивали его в себя как макаронину,
то зяблики бродили искали семена разных растений, а синички и поползни дрались за остатки семечек в кормушках.
Дятлы делали небольшие отверстия в березах и все по очереди летали пить сладкий березовый сок.
Белки практически перекрасились из серого в рыжий, но любопытство от этого стало у них зашкаливать. А из прелой листвы выполз заспанный еж.
А тем временем, на другую часть Москвы в Царицыно на освободившиеся от льда пруды прилетели водоплавающие птицы и устроили тут целый птичий базар. Нижний царицынский пруд широко зарос тростником и тут нашли себе приют пару десятков чомг. В конце апреля обычно все бердеры Москвы спешили посмотреть на невероятное представление брачные танцы чомг. К этому времени самцы и самочки отращивали пышные шевелюры и начинали свой бесконечный танец любви, который будет повторяться из века в век и передаваться из поколения в поколение, пока останется хоть одна пара этих прекрасных птиц. Они то накланялись друг перед другом, то раскрывали крылья, то кивали и радостно улыбались друг дружке, а потом отплыв друг от друга метров на 20, начинали сближаться и выскакивали из воды с букетами цветов (пучками водорослей) и чуть ли не взлетали над водной гладью, которая отдавала золотом от окружающего ее тростника.
А вокруг плавали красноголовые нырки, истошно скандалили как могут только скандаалить озерные чайки, а в тростнике изумительно пели синегрудые варакушки и черноголовые тростниковые овсянки.
Весна расправила плечи. Дни становились длиннее и теплее. Из-за человеческого карантина, в парках стало поспокойнее и птицы почувствовали себя в своей собственной тарелке).
В самом конце апреля (а именно вчера) вечером я зашел на кормушки и увидел, что "Черныш" добыла хлебушек и взлетела с ним на удобную наковаленку, место где дятлы обычно закрепляют корм, прежде чем раздолбить его и съесть. Это увидел самец седого дятла, к слову сказать "залетный" вид, и с криком кинулся отнимать хлеб у "Черныша". Та испуганно отлетела метров на десять и замерла. Седой ударил разок, но перестарался хлеб упал на землю, где его подхватила смуглая самочка и дала деру в глубь леса.
А между корнями деревьев быстро проскакала "Сломоклювка" таща очередного жирного червяка.